- Во Львове и прилегающих землях живет разновидность гоев просходящая от... происходящая от... лемков и... и... мадьяр...
Бурсак Фома бубнил и путался, краснел, оттягивал пальцем воротник рубашки и вообще всячески демонстрировал, что ему, Фоме, плохо и что этот экзамен - воистину непосильное испытание для русского человека. И что господин рэбэ мог бы уже отпустить его, Фому, с миром, поставив "уд." и не мучая более своими гоями. Господин рэбэ быстро отпускать Фому не собирался. Сидя у себя за катэдрой и теребя пейсы, господин рэбэ делал вид, что внимательно слушает ответ бурсака, и кое где даже кивал или качал головой - впрочем, часто невпопад, потому что мыслями господин рэбэ был уже в летнем отпуске. Сегодня еще предстояло принять две группы, заполнить бумажки для деканата - и все! Свобода до сентября! От этих мыслей господин ребе благостно прищурился, не заметив, что бурсак Фома уже минуту как закончил плести чушь про западэнских гоев и теперь стоит, переминаясь с ноги на ногу.
- Теория все, - сказал бурсак, поймав взгляд господина рэбэ, - готов сдавать практику.
Бурсак Фома начал расстегивать брючный ремень и поворачиваться задом, но господина рэбэ вдруг почувствовал дикую усталость - словно вся прошедшая четверть вдруг разом навалилась на него - и только махнул рукой:
- Не надо. Удовлетворительно! Позови следующего.
Бурсак Фома облегченно вздохнул и вышел за дверь. Господин рэбэ ненадолго остался в аудитории один. Ожидая следующего экзаменуемого, господин рэбэ смотрел в окно. За окном стояли первые дни жаркого луганского лета, из-за приоткрытой "на проветнивание" пластиковой рамы в аудиторию проникали шум ветра, запах пыли и брошенных промзон.
http://nv.ua/img/gallery/1579/34/126740_main.jpg
